Электричеством владели и древние? Летом 1977 года был опубликован отчёт о результатах исследований содержимого 81 могилы на черноморском побережье Болгарии. Все они относились примерно к 4500 году до н.э., ко времени, когда достижения технической мысли в основном ограничивались деревянными или глинобитными хижинами, различными каменными орудиями и керамическими горшками. Это кладбище произвело такое впечатление на составлявшего его описание археолога, профессора Калифорнийского университета в Лос-Анжелесе литовского происхождения Марию Гимбутас, что она даже прибегла к редко встречающейся в академическом языке терминологии. "Могилы", - писала она, - "являются сенсационными по их необычайному богатству золотом, медью, мрамором, обсидианом, кремнем, различными полудрагоценными камнями и эгейскими раковинами, а также по свидетельствам технологических достижений, включая графит и позолоченную керамику". Вновь археологическое открытие подернулось флером исторической романтики - ведь речь могла идти о погибшей цивилизации, намного опередившей по развитию своё время, которая некогда процветала в сердце Европы.
Представляется, что "народ Караново" жил идиллической жизнью, характеризовавшейся благоденствием и равенством в одно и то же время (лишь в пяти из могил не было найдено богатой утвари), независимо и отлично от создателей мегалитов с одной стороны, и новых земледельцев и градостроителей Ближнего Востока - с другой. Наиболее примечательна в этом смысле могила богатого человека, похороненного с целым запасом золотых украшений - тремя золотыми ожерельями, шестью массивными золотыми браслетами (по три на каждую руку), двумя прямоугольными серьгами тонкой работы из золотой проволоки, шестью маленькими золотыми заколками для волос и различными золотыми дисками, которые когда-то были пришиты к одежде. У плеча погребённого лежал, по описанию Марии Гимбутас, каменный топор великолепной работы с рукояткой в золоте, а по другую сторону было положено медное копьё, древко которого было также в золотой оправе.
В последние годы подобные потрясающие открытия следуют буквально одно за другим. В начале 1977 года директор лондонского Института археометаллургических исследований профессор Бено Ротенберг объявил о находке в Израиле и Испании медных рудников и плавилен, относящихся к четвёртому тысячелетию до нашей эры. Это открытие, отодвинувшее установленное ранее время появления первых медных копий на целых две тысячи лет назад, означало, по его словам, "полный переворот в наших представлениях о древней технологии горного дела". Между тем, археологи Андриан Бошье и Пьер Бомон обнаружили на юге Африки следы разработок охры, умаляющие значение этих ближневосточных и европейских находок.
Исследования углеродистым методом, проведённые в Гронингенском университете в Голландии, показали, что один из добывающих комплексов активно использовался в период с 26 по 20 тысячелетие до нашей эры, а начал действовать, возможно, даже ранее 40000 года до н.э.! Возраст в 35-50 тысяч лет, установленный для костей с зарубками, найденные в другом месте добычи, "свидетельствует о способности человека этого давнего периода считать". С трудом веря в свои собственные открытия, учёные были вынуждены сделать вывод, что "истинное время начала разработок месторождений в Свазиленде - приблизительно 80-70 тысячелетие до н.э.". Такие открытия должны существенно повлиять на две группы учёных, исследующих доисторическую эпоху, которые окопались в разных лагерях. С одной стороны стоят ортодоксальные археологи, воспитанные в те времена, когда верить во что-либо, кроме постепенного распространения цивилизации с Ближнего Востока в годы, последовавшие за изобретением письменности примерно в 3000 году до н.э., считалось ересью.
Для этой постоянно сокращающейся команды и даже для тех, кто изменил свои взгляды и согласен с тем, что процессы развития цивилизации шли независимо в нескольких разных центрах, любые очень древние диковинки вроде табличек с письменами или громоотводов безоговорочно являются плодами либо мошенничества, либо неверного толкования, либо ошибок в определении возраста находок.
По другую сторону находятся экстравагантные писатели, имеющие склонность верить, что любая удивительная древность, будь то скульптурное изображение гигантской головы, пирамида или даже колесо - пример внезапного вмешательства и утраченной суперпередовой технологии, существовавшей в некое неопределённое стародавнее время. Для обеих групп новые открытия - поучительное напоминание о том, каких чудес человек может достичь самостоятельно, не прибегая к помощи странствующих египетских жрецов или созданий из космоса.
Одним из примеров тому служит древнее использование электричества. В июне 1936 года во время проведения под Багдадом земляных работ железнодорожные строители натолкнулись на древнюю могилу, закрытую каменной плитой. За следующие два месяца Иракским департаментом древностей была извлечена оттуда целая груда предметов, относящихся к Парсскому периоду (248 до н.э.- 226 гг. н.э) общим числом около 613 - бусин, глиняных фигурок, разных кирпичей и т.п. Но среди этих находок оказался предмет, представляющий необыкновенный интерес - медный цилиндр с железным стержнем, который немецкий археолог Вильгельм Кениг, возглавлявший в то время лабораторию Иракского музея, с большой долей вероятности идентифицировал как примитивную электрическую батарею.
Вернувшись в Германию, в Берлинский музей, он сопоставил находку с другими иракскими цилиндрами, стержнями и асфальтовыми пробками, которые все носили следы коррозии, словно были разъедены кислотой, и несколькими более тонкими железными и бронзовыми стержнями, найденными вместе с ними. Он пришёл к заключению, что конструкция использовалась для повышения напряжения (целых десять батарей параллельно соединялись), с непосредственной целью получения тока для гальванического покрытия прекрасных местных позолоченных и посеребренных ювелирных изделий.
Этот замечательный вывод привлёк к себе весьма слабое внимание по причинам, которые хранитель лондонского Музея науки химик и физик Уолтер Уинтон разъяснил, когда в 1962 году прибыл в Багдад для реорганизации Иракского музея, переводившегося в новые здания. "Скажите любому физику", - заметил он, - "что электрический ток использовался за 15 столетий до Гальвани и его лягушачьих лапок, и вы услышите в ответ: "Вздор! Смехотворная идея! Невозможно!" Такой была и моя собственная реакция, когда я впервые услышал об этом. Я отнёсся к этому с крайним подозрением. Ложное толкование фактов, мистификация, подделка, очередной ухмыляющийся пилтдауновский череп. Ведь если бы это было правдой, то должно было стать величайшей новостью во всей истории науки!"
